Рецензия на стих‑е «В стихийном бедствии не видится стезя»
В стихийном бедствии не видится стезя
В стихийном бедствии не видится стезя,
И воздух сер, синюшны альвеолы.
И словно этот путь к потомкам… зря.
Мечты горят. Раскрыты щели, полы (!).
Но верю я – рассеет буря дым.
Взойдет на миг е‑г-о тысячелетье.
И чей-то выпавший из колыбели сын
Захватит Башню на единое столетье.
Но веришь ты – Его грядет стезя,
И воздух бел, и алы альвеолы.
И вновь взойдут, засеются поля,
Закружит в полу- ! –
Полу-цветы, полу-цвета, полу-тона,
Где сини тени, свежи водопады,
И шепот рук и белая-Она,
И все поют, и в замираньи рады
Все
Ей.
Верь.
Софья Оранская
«И воздух бел»
Поэзия по-разному касается человеческой души – не только прямым лирическим высказыванием, но и иносказательно, неким пунктиром образов-намёков. И тогда стихотворение не повествует о чём-то, а лишь расставляет опознавательные знаки в безграничном пространстве поэтических многотолкований. Стихотворение Софьи Оранской «В стихийном бедствии не видится стезя» из поэтического сборника «Королевский путь‑I» (М., Изд. Мосполиграф, 1999), несомненно, принадлежит ко второму типу лирики.
Упоминание о некоем «стихийном бедствии» уже обобщающе неконкретно. Речь может идти о самых разных явлениях, но признаки земных бедствий часто схожи: «и воздух сер, синюшны альвеолы». Далее речь идёт о «пути к потомкам». Возможно, это попытка предупредить будущие поколения об опасности, предостеречь от чего-то. От чего? Мы вольны сами истолковывать образный ряд стихотворения. «Мечты горят. Раскрыты щели, полы…» – ёмкий и точный образ обнажённости жизни, её ранимости, уязвимости и в то же время её бесстрашия. Может быть, речь идёт о «щелях» между миром видимым и незримым? А в земном мире всё переменчиво, всё непрочно – «и чей-то выпавший из колыбели сын захватит Башню на единое столетье». Одно столетие – это много или мало? С точки зрения человеческой жизни – много. С позиции Вечности – быстрый промельк. Стихотворение повествует об относительности всего и вся – в том числе об относительности мимо скользящего времени и сиюминутных оценок происходящего. Потому и упоминает автор о «половинчатости» восприятия всего земного: «полу-цветы, полу-цвета, полу-тона…».
И всё же человеку свойственно стремиться к цельности. В цельности – наивысшая ценность. Как и в надежде на лучшее: «И вновь взойдут, засеются поля…» В конце стихотворения возникает «белая-Она». Кто она? Автор также не даёт прямого толкования этого образа, но, возможно, ссылается на идею вечной женственности, спасающей мир от бедствий (философский тезис В. Соловьёва). Так или иначе, изначальная тревожная нота стихотворения стихает, и вот уже не «синюшные альвеолы» отсылают нас в зловещий мир «стихийных бедствий», а предстаёт перед нами другая картина: «сини тени, свежи водопады». Автор тонко играет на оттенках однокоренных слов, управляя смысловой тональностью стихотворения.
В этом небольшом стихотворении мы проходим вместе с автором путь от безнадёжности к надежде, от бедствия к спасению, от тьмы к свету, где «воздух бел, и алы альвеолы», «и все поют, и в замираньи рады».
Замирая, рады и мы, прикоснувшись к диалектике бытия и всё-таки утвердившись в победе светлого его начала над силами тьмы.
Н. Гейде,
литературный критик.
Февраль 2021, Копенгаген, Дания.